Российские гастроли Чикагского симфонического оркестра: Событие музыкального сезонаАмериканский оркестр высшей лиги продемонстрировал универсализм, а его итальянский шеф Риккардо Мути – великолепную творческую форму Ведомости / Воскресенье 22 апреля 2012 Итальянский дирижер приезжал к нам и с различными силами театра Ла Скала, и с молодежным оркестром из Равенны, и с Национальным оркестром Франции — и все было как-то не то, вяло и неинтересно. Где тот Риккардо Мути, которого мы знаем по огненным, волевым записям, мы не понимали. И вот наконец он явился именно таким — энергичным и бескомпромиссным. Чикагский симфонический — из тех, кто при всех рейтингах и премиях не разучился любовно делать свое дело. Деревянные на диво артистичны: не случайно одного из них, гобоиста Евгения Изотова, Джеймс Ливайн неохотно отпустил из Метрополитен-опера. Медные крепки и некрикливы (не все было идеально — в первом концерте слегка подпустил лажи трубач, во втором, и щедро, — валторнист). Но главное — оркестр звучит богато, слитно, без усилия наполняя зал, а внимательное сотворчество с дирижером разворачивается на глазах. Чикагцы и Мути привезли две программы, обе открывались семиминутным сочинением Дмитрия Смирнова «Космическая Одиссея». Эффектный и простой для восприятия опус русско-британского композитора перелистывает, как на ладони, колоду разных техник, ритмов и звукосочетаний, следуя необъявленному сюжету с астрономическими подробностями. Эпизод, в котором можно угадать появление в звездном небе потерявшегося было корабля, чарующе поэтичен. Исполнение сюиты Нино Роты из музыки к фильму «Леопард» стало открытием гастролей. В саундтреке картины Висконти композитор использовал фрагменты уже имевшейся симфонии — теперь же эта симфония словно собралась из фрагментов киномузыки обратно в целое, легла холеной леопардовой шкурой. Напоминающая симфоническую музыку XIX века — особенно Чайковского — партитура Нино Роты покоряет профессионализмом композиции, но прежде всего наполненностью чувства. Как всегда у Роты, мы чувствуем расставание с ушедшим миром — и легко вздыхаем, не опускаясь до трагедий. Риккардо Мути не сделал акцента и на трагических страницах Пятой симфонии Шостаковича: содержанием стала сложная красота знаменитой партитуры, особо явившаяся в угасании медленной части. Из наших дирижеров с такой же прозрачностью и чистотой этой вещью дирижировал разве что Марис Янсонс. На закуску дали итальянский бис — благостный Ноктюрн Джузеппе Мартуччи — в память о том, что в России этого композитора некогда пытался внедрить Антон Рубинштейн. Во второй программе Мути и чикагцы равно превосходно исполнили два полотна-сверстника — пышную, перегруженную богатствами поэму Рихарда Штрауса «Смерть и просветление» (1889) и профессорски-романтичную Симфонию Сезара Франка (1888). Но в памяти остался все-таки бис — заезженная до дыр увертюра к «Силе судьбы» Верди (к опере, написанной для России, напомнил Мути), продирижированная и прозвучавшая с такой итальянской страстностью, что с трудом верилось: неужели это играет американский оркестр, да еще знаменитый австровенгерскими традициями? Современные русские композиторы: Дмитрий Смирнов (UK)
|
