Поступь МоцартаПраздник, который давно обещала Москве Филармония, удался: москвичи впервые услышали живьем оперу Моцарта «Идоменей» и это было прекрасноВедомости / Понедельник 07 декабря 2009 Никто не спорит, что «Волшебная флейта», «Свадьба Фигаро» и «Так поступают все женщины» — шедевры. Но так же бесспорно несправедливо, что эти создания моцартовского гения столь долго затирали на наших подмостках его более раннюю жемчужину — «Идоменея». Никто не помнит, звучал ли «Идоменей» в Москве хоть когда-нибудь. Наконец Александр Рудин, возглавляющий оркестр Musica viva, взялся эту несправедливость исправить. На московской концертной премьере в Зале имени Чайковского сам маэстро аккомпанировал речитативы на клавесине, как это делал Моцарт на мюнхенской премьере в 1781 г., составляя идеальный дуэт континуо с виолончелисткой Ольгой Калиновой. Можно сказать, звучали они аутентично, хотя в целом оркестр пользовался современными инструментами. Ну и что же? Сам Арнонкур исполнял Моцарта с современными оркестрами, почти не теряя в стиле. Рудин тоже поймал главное: нерв оперы Моцарта, ее поступь. Нимало не короткая вещь (три часа музыки, не считая двух антрактов), с долгими античными препирательствами, сложилась в изящное, отнюдь не утомительное целое. Конечно, тут сыграли роль и сокращения. Ну и что же? Сам Моцарт задал этот путь: немало удачных страниц он вырвал из собственной оперы в последний момент — чтобы только получилась драма, театр. На московском исполнении, хотя не было декораций и режиссера (а может быть, как раз и поэтому), театр тоже был — благодаря артистам, и в первую очередь Крешимиру Шпицеру. Мы его уже знали как Луку из «Времен года» Гайдна, а исполняя титульную партию в «Идоменее», он обаял Москву еще более. Молодой, кровь с молоком, плечистый мужчина, обладающий голосом именно античного объема, всемерно укрощал его, выпевая все нюансы, добиваясь выразительного пианиссимо, а руладам (хотя порой и залетал не туда) придал столько драйва, что стеснительная публика не выдержала и зааплодировала посреди действия. Были и другие открытия — но не Сара Кэстл, спевшая брючную партию царевича Идаманта блекло и не всегда аккуратно, а датчанка Генриетта Бонде-Хансен, просто покорившая всех прочувствованным, стильным и свободным пением. Она пела прекрасную троянку Илию, чьей соперницей в борьбе за сердце Идаманта была стервозная Электра в исполнении нашей знакомой: латышка Инга Кална стала едва ли не главной звездой московского исполнения оперы Моцарта. В отличие от идеальной Илии, ее героиня состояла из контрастов. Обстоятельства сюжета бросали ее из крайности в крайность. Зависть, злоба, ревность — уже достаточно материала, чтобы столь эксцентричная внешностью и талантом Кална могла создать забавный образ. Однако потом судьба Электре на время улыбается — Идамант должен принадлежать ей, и тут звучит нежнейшая ария, в которой Кална вытворяет голосом историю блаженства. Не тут-то было: в финале все рады, кроме нее, а ей — хоть зарежься, и снова звучит бравурная ария с дикими скачками, а счастливая кошечка превращается в необузданную фурию. Состав артистов, певших «Идоменея», — произведение Михаила Фихтенгольца, филармонического продюсера, работающего теперь в Большом театре. И на вторых ролях в «Идоменее» были молодые стажеры Большого — обладающие интересным вокальным материалом Борис Рудак и Илья Говзич. Солист «Новой оперы» Максим Кузьмин-Караваев впечатляющим басом доложил с галереи волю Посейдона под аккомпанемент инфернальных тромбонов и валторн. Меньшее впечатление произвел малочисленный хор Musica viva, слегка потерявшийся среди вышеописанных красот. Окно в Европу Москву, как всегда, опередил Петербург, а именно Валерий Гергиев. В прошлом сезоне «Идоменей» был поставлен в Мариинском театре
|
