Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/24981721/brams-britaniya

Ведомости / Понедельник 07 апреля 2014

Как и на Третьем фестивале пару лет назад, Владимир Юровский выступал со своим Лондонским филармоническим оркестром. Как и тогда, было две программы — классическая и ХХ век. Военный реквием Бенджамина Бриттена, впрочем, тоже можно смело причислить к классике: его у нас исполняли еще в СССР, в новые времена дирижировал сам Мстислав Ростропович, в прошлом сезоне он звучал на фестивале Валерия Гергиева с участием Анны Нетребко. Миссия Юровского, однако, состоит в том — мы успели это осознать, но еще не успели привыкнуть, — чтобы стаскивать с экспонатов покрывало классики и возвращать им опасное человеческое содержание. Так было недавно с «Уцелевшим из Варшавы» Шенберга, который, предваряя исполнение Девятой симфонии Бетховена, напоминал, что миллионы покамест еще не обнялись. Так стало и с Военным реквиемом Бриттена, который, по мнению Юровского, стоило бы называть скорее антивоенным. Но даже и выражением пацифизма послание к обществу не ограничилось.

Юровский держал перед Залом Чайковского речь, лишенную полемического тона, но от которой в каждом из нас, если сидел, погиб сначала ура-патриот, а затем гомофоб. Отвращение к войне и сострадание погибшим — явный смысловой план Реквиема, но есть и подспудный, на который указал Юровский: и погибший в Первую мировую поэт Уилфрид Оуэн, чьи стихи сопоставлены с латинским текстом Реквиема, и сам Бриттен, и его друг Питер Пирс, для которого написана сольная партия тенора, и военный — один из четырех адресатов посвящения партитуры, в отличие от других трех — погибших, — покончивший с собой много после войны, в 1954 г., чувствовали себя изгоями в пору, когда граждане Британии еще преследовались за гомосексуализм. Пафос творения Бриттена, написанного к открытию нового собора в Ковентри, построенного на месте разбомбленного старого, сводит воедино пацифизм и протест против любого угнетения личности. Такое расширение смысла — деяние поэта. Но художественный замысел композитора приобретает объем в силу того, что частное высказывание помещено внутрь канонической заупокойной службы, говорящей о бессмертии. Лирический герой Бриттена словно слушает Реквием, хочет ему верить, но вместо этого задает миру и небу все новые вопросы.

Юровский точно последовал замыслу Бриттена: смысловая драматургия была подчеркнута расположением участников в пространстве. Левую и центральную часть занимали оркестр и хор (Капелла Юрлова), на фоне которых с балкона пылко солировала представительница славянского мира — болгарское сопрано Александрина Пенданчанска (в 1960-е композитор писал партию для Галины Вишневской). Справа находились интеллигентные мужчины, персонифицировавшие народы, которым выпало воевать друг с другом, — тенор Иин Бостридж (наследник Питера Пирса на британской сцене) и баритон Маттиас Герне (ученик солдата Второй мировой Дитера Фишера-Дискау) вместе с аккомпанировавшим им камерным оркестром под отдельным управлением дирижера Невилла Крида. Красоте и мощи оркестрово-хоровых фрагментов противостояли камерные исповедальные сцены вроде той, где авторская фантазия Уилфрида Оуэна создает диалог солдат — убитого и убившего. Примирял стороны ангельский хор мальчиков (училище имени Свешникова), находившийся где-то под небом — в фойе третьего амфитеатра.

Во второй программе, где Юровский уже не говорил, а только дирижировал, место занимала классика — интересно сближенные «вторые» номера Брамса и Брукнера. Как во Втором фортепианном концерте Брамса, так и во Второй симфонии Брукнера — по четыре части со скерцо на втором месте, но сколь различны манеры современников, их понимание романтизма. В Концерте Брамса очаровательной заводью стала тихая медленная часть — подарком оказалось виолончельное соло от концертмейстера Кристины Блаумане, знакомой нам по фестивалю «Возвращение». Сольную партию проникновенно исполнил американский пианист Николас Ангелич. В финале, где драматические краски развеялись, оркестр и рояль заулыбались друг другу, беседуя светло и слегка элегически. Ангелича публика принимала прекрасно, как и Юровского, он же словно стеснялся успеха, а на бис сыграл — прозрачно, искренне — ми бемоль мажорное Интермеццо из опуса 117.

Симфонию Брукнера Юровский исполнил стройно, компактно, сбалансированно, компенсировав внушительный состав струнников удвоенным составом деревянных, а вот в последовании частей прибегнул к оригинальной авторской редакции.

На фоне успеха Юровского и лондонцев не потерялось выступление оркестра Штутгартского радио с их французским шефом Стефаном Деневом. Тот же Брукнер — Четвертая симфония прозвучала тоже очень собранно и с чувством — был сопоставлен здесь с Сибелиусом. Вслед за бодрым «Возвращением Лемминкяйнена» скрипач Николай Цнайдер образцово сыграл Скрипичный концерт и две баховские пьесы на бис.

Фестиваль Ростроповича был полон событий: пять оркестров, восемь концертов, в основном классика — нет сомнений, сегодня это первый оркестровый фестиваль в России.